Январь 2006
Чтобы делать что-то хорошо, нужно это любить. Не самая оригинальная мысль! Мы даже сократим её до четырёх слов «делайте то, что любите». Но недостаточно просто призвать к этому, ведь делать то, что любишь — сложно.
Эта мысль противоречит всему, что мы все (или почти все) усвоили с детства. Когда я был ребенком, мне казалось, что работа и удовольствие — это полные противположности, по определению. В одной половине дня взрослые заставляли нас что-то делать,и это называлось «заниматься», а в оставшееся время мы могли делать что хотели, и это называлось «играть». Иногда, конечно, обязательства были приятными, а игры — нет (можно было больно удариться), но за редчайшими исключениями все говорило о том, что работа — это главным образом неудовольствие.
Это впечатление не было случайно. Считалось, что учёба в школа скучна имено затем, чтобы подготовить нас к «взрослой работе».
Мир вообще был разделён на два мира: взрослые и дети. Взрослые были будто бы заколдованы вечной необходимостью работать. Дети — ещё нет, но уже должны были ходить в школу и заниматься разбавленной работой, которая якобы готовила их к неизбежной встрече с настоящей. Все мы ненавидели школу, но взрослые в один голос твердили, что их работа ещё хуже и нам грех жаловаться.
Особенно учителя: они все неявно подразумевали, что работа — это неудовольствие. Но это понятно, ведь они имели в виду себя. Когда мы сокрушались: зачем заучивать столицы штатов вместо весёлой игры с мячом — они бы охотнее съездили на море, а не присматривали за бандой оболтусов. Нельзя было просто делать то, что хочется.
Я не имею в виду, что мы должны разрешать детям делать, то, что хочется — их нужно принуждать к определённым занятиям. Но если уж мы заставляем их заниматься мотононными делами, было бы по крайней мере мудро объяснить, что не всякая работа монотонна, и что, конечно же, они сейчас делают скучное чтобы потом заняться интересным. [1]
Однажды, когда мне было 9 или 10 лет, отец сказал мне, что я могу стать кем угодно, когда вырасту — лишь бы мне это нравилось. Я хорошо это запомнил, настолько нетипичной была эта мысль — мне как будто предложили выпить сухой воды. Как бы я это тогда ни воспринял, я не думаю, что он имел в виду, что работа может быть весёлой буквально, как игра. Мне понадобились годы чтобы это понять.
На работу
К старшим классам на горизонте замаячили перспективы настоящей работы. Взрослые иногда приходили рассказать нам о своей работе, или мы ходили к ним на работу на экскурсии. И всегда подразумевалось, что им нравится, что они делают! Теперь я думаю, что относилось разве что к пилоту частного самолёта, но вряд ли к банковскому служащему.
Почему же они все делали вид, что им нравится работа? Я думаю, они следовали негласному правилу, принятому в верхнем среднем классе, и публично признаться в обратном было бы просто опасно для их карьеры и социального статуса.
Так почему же есть такое правило? Ответ содержится в первом предложении этой статьи. Если и в самом деле для того, чтобы преуспеть в деле, нужно его любить, то и окажется, что все успешные люди любят своё дело! Вот откуда идёт эта традиция в верхнем среднем классе. Смотрите, во всех домах Америки люди, сами того не зная, сидят на стульях, конструкция которых восходит к тронам французских королей. Точно также и отношение к своей работе, даже неосознанное, происходит от убеждений людей, добившихся значительных успехов.
И это верный путь к отчуждению. Ведь к тому времени, когда детям придёт время подумать о своём занятии в жизни, они будут в полном заблуждении по вопросу любви к своему делу. Школа приучила их, что работа — это неприятная обязанность. А на настоящей работе, как им говорили, всё обстоит ещё хуже, и при всём при этом взрослые в один голос твердят, что любят свою работу. Конечно, подростки откажутся становиться такими взрослыми! Они скорее решат, что просто не приспособлены к этому миру.
На самом деле их трижды обманули. Во-первых, то, чем они занимались в школе под видом работы — это ненастоящая работа. Во-вторых, взрослая работа далеко не обязательно тяжелее школьных занятий. И наконец, многие взрослые, которым якобы нравится их работа, попросту врут. Опаснее всего, когда они врут об этом собственным детям.
Допустим, вы, как и многие другие, терпите скучную работу ради того, чтобы дать своей семье высокий уровень жизни. Но тогда ваши дети рискуют заразиться убеждением, что работа вообще скучная вещь! [2] Быть может, детям было бы полезнее, если бы их родители не настолько отказывались от своих интересов ради семьи. Родитель, искренне любящий своё дело, быть может, дал бы детям лучший пример, чем купивший для них дорогой дом. [3]
Лично у меня только к колледжу понятие «работать» окончательно освободилось от идеи «зарабатывать на жизнь». Вместо «чем заработать», я стал думать, «над чем работать». В идеале, бы, конечно, эти две вещи совпадали, но некоторые исключительные граничные случаи (как Эйнштейн в патентном бюро) показывают, что это не одно и то же.
На тот момент я понимал работу так: мне следует сделать уникальный вклад в этот мир, не умерев при этом с голоду. Но и тогда привычное мышление подскзывало мне, что всё-таки работа по большей части болезненна. Для работы обязательно нужна дисциплина, ведь лишь самые сложные задачи сулят большие результаты, а сложные задачи ведь не могут быть приятными? Конечно, следовало себя заставлять!
Вот какой вывод из школьного периода я для себя сделал: если вы уверены, что делать что-то непременно больно, то вы не заметите, что делаете это неправильно.
Граничные критерии
Хорошо, так насколько именно полагается любить своё дело? Без этого понимания неясно, когда можно перестать искать. А если, как многие, недооценить этот уровень, то можно остановить поиск слишком рано, и вы будете делать нечто просто потому, что так решили ваши родители, или ради заработка, или престижа, а то и вовсе по инерции.
Определимся с верхней границей: «делать то, что любите» не значит непременно делать то, что бы вы хотели делать прямо сейчас. Даже Эйнштейн вероятно порой хотел выпить чашечку кофе, но заставлял себя вначале закончить работу.
Я всегда недоумевал, когда читал о людях, которые так любили свою работу, что ничего больше не хотели. Меня ничего не могло бы настолько увлечь. Если бы мне представился выбор (1) один час работать над чем-либо или (2) телепортироваться в Рим и один час гулять по нему — бывает ли такая работа, ради которой я бы отказался от прогулки? Честно говоря, нет.
Но ведь и почти любой человек предпочёл бы искупаться на Карибах, заняться любовью или вкусно поесть, чем работать над сложными задачами. Таким образом, идея «делай то, что любишь» относится к протяжённым периодам времени. Делать следует то, что принесёт вам наибольшую радость не сию секунду, а за неделю или за месяц.
Праздные удовольствия приедаются. Лежать на пляже через некоторое время надоест, и для сохранения радости от жизни придётся чем-то заняться.
В качестве нижней границы можно взять занятие, которое нравится вам больше, чем любое праздное удовольствие. Это занятие должно нравиться вам настолько, что само понятие «свободное время» покажется ошибочным. Это не означает, что занятию нужно отдавать всё свое время. Через сколько-то часов работы вы неизбежно устанете, начнёте ошибаться и захотите сменить занятие на другое, может быть, более механическое. Но вы не будете считать это наградой, которую вы заслужили изнуряющим трудом в предыдущее время.
Я привожу нижнюю границу в практических целях. Если работа — не самое желанное ваше занятие, то вас будет настигать прокрастинация и вам придётся себя заставлять — а у такой работы результаты заметно хуже.
Для достижения счастья, как я думаю, ваше занятие должно вызывать у вас не просто радость, а восторг. В конце работы в должны сказать: «ух ты, круто!» Причем, это необязательно что-то материальное. Если вы освоили дельтаплан или иностранный язык — этого будет достаточно, чтобы вы говорили «ух ты, круто!» (по крайней мере, поначалу). У занятия должен быть способ такой проверки.
Немного сложнее, как я думаю, выполнить проверку для такого занятия как чтение книг. За исключением некоторых книг по математике и точным наукам не существует проверки того, насколько вы преуспели в чтении книги, и поэтому чтение не ощущается как работа. Чтобы понять результативность, вам следует то на основе прочитанного что-то сделать.
Налучшую проверку мне подсказал Джино Ли: старайся делать то, что удивит твоих друзей. Но это начинает работать примерно в 22 года или позже, т.к. большинство людей до этого возраста не имеют достаточной выборки потенциальных друзей.
Сирены
А вот чего не следует делать, как я думаю, так это беспокоиться о мнении кого-либо кроме ваших друзей. Не следует волноваться о престижности, то есть мнении всего остального мира. Если людей, чьё мнение для вас важно, вы и так можете спросить, то что ценного вам скажут те, кого вы даже не знаете? [4]
Такой совет легко дать, но трудно выполнить, особенно когда вы молоды. [5] Престиж подобен мощному магниту, он искажает в вашей голове линии представлений даже о том, что вы любите — и вуаля, вы делаете не то, что вам хочется, а то, что бы вам хотелось, чтобы хотелось делать.
Вот почему многие пробуют писать. Они любят читать романы, видят что их авторы получают Нобелевские премии, и думают: да что может быть прекраснее, чем быть писателем? Но любить быть писателем недостаточно. Чтобы преуспеть, требуется любить непосредственно писательскую работу. Вам должно нравиться создавать подробные фантазии.
Престижность — это попросту вдохновение, окаменевшее со временем. Делая что-либо достаточно хорошо, вы сами и создаёте его престиж. Множество престижных занятий вовсе не были таковыми вначале, например джаз, также как и любое устоявшееся искусство. Поэтому просто делайте любимое дело, и пусть мода следует за вами.
Для амбициозных людей престижность особенно опасна — это верная наживка, на которую ловят их для всякого рода скучных обязанностей. Именно так люди начинают заниматься публичными выступлениями, пишут предисловия, заседают в комитетах, руководят кафедрами, и так далее. Стоит вообще взять за правило отклонять престижные предложения. Скорее всего, за ними скрываются отстойные занятия — а зачем ещё изображать их престижными?
Другая мощная сила, сбивающая людей с пути — это доходность, хотя опасны не деньги как таковые. Занятия, хорошо оплачиваемые, но при этом презираемые — такие как телемаркетинг, проституция или тяжбы о телесных повреждениях — не соблазнят амбициозных, их в конце концов подберут люди, «просто зарабатывающие на жизнь». (Совет: избегайте любых профессий, где так говорят). Реальная опасность кроется на высокооплачиваемой и престижной работе, такой, как корпоративная юриспруденция или медицина. Любая достаточно безопасная и доходная сфера, с самого старта дающая человеку солидный статус, будет особенно соблазнять молодых людей, не вполне еще понимающих, что им действительно нравится делать.
Чтобы проверить, действительно ли люди любят то, что делают, достаточно спросить их — будут ли они этим заниматься бесплатно, даже если для этого им придётся зарабатывать на жизнь другой работой. Много ли корпоративных юристов согласятся днём бесплатно ходить по судам, а ночью подрабатывать барменами?
Особенно полезна эта проверка для выбора среди академической работы, которая сильно различается между дисциплинами. Многие хорошие математики занимались бы своей наукой даже если бы не существовало соответствующих должностей в университетах. На другом конце шкалы стоит наличие преподавательских позиций: люди предпочитают работать профессорами английского языка, нежели в рекламных агенствах, а публикация научных работ — это необходимое условие для получения места на кафедре. Наука математика проживёт и без математических кафедр, но именно учебные специализации по английскому языку и необходимые для них английские кафедры приводят к появлению тысяч и тысяч унылых статей о гендерной идентичности в романах Джозефа Конрада. Никто не пишет их для удовольствия!
Родительские же советы будут ошибочно склоняться в сторону денег. Можно с уверенностью сказать, что существует больше выпускников, желающих быть писателями, и чьи родители хотели бы видеть их медиками, чем выпускников, кто хотел бы быть медиком, а и родители бы видели их писателями. Дети думают, что их родители «материалистичны», но это необязательно так. Все родители более консервативны по отношению к своим детям, нежели к себе, потому что они делят с ними больше рисков, нежели наград. Если ваш восьмилетний сын залез на дерево или ваша дочь-старшеклассница начала встречаться с местным хулиганом, вам не дано разделить их радость и азарт. Но если сын упадёт или дочь забеременеет, то именно вы будете разбираться с последствиями.
Дисциплина
Весьма впечатлающие силы отклоняют нас от пути, так что неудивительно, как сложно нам понять, над чем мы любим работать. Большинство людей с детства прикованы к аксиоме «работа = боль». Те, кому удаётся от неё отплыть, почти все разбиваются о скалы денег и престижа. А сколько людей вообще находят свое любимое занятие? Возможно, всего сотни тысяч — из миллиардов!
Итак, мало кому удаётся найти работу по душе — это действительно сложно, поэтому прошу вас не недооценивать эту задачу. И тем более не порицайте себя, если вы пока еще с ней не справились. Пожалуй, даже если вы всего лишь признались себе в своём недовольстве — вы уже на шаг впереди большинства людей, которые они пребывают в отрицании. Если вы презираете вашу работу, но ваши коллеги утверждают, что любят её — весьма вероятно, что они лгут сами себе (хотя и не обязательно).
Выдающиеся результаты не требуют столь сильной дисциплины, как принято думать, потому что путь к ним лежит через занятия, к которым вас не нужно принуждать. А вот чтобы найти такие занятия, дисциплина, как правило, нужна. Некоторым повезло, и они уже в 12 лет знают, что хотят делать, и в дальнейшем просто едут по этим рельсам — но это похоже на исключение из правил. Гораздо чаще карьеры выдающихся людей похожи на путь бильярдного шара: вшколе они изучают А, потом бросают школу и поступают на работу по специальности Б, а затем становятся всемирно известны за счёт С, которое они «ковыряли» в свободное время.
Такие смены занятий могут быть признаком энергичности — или признаком лени. Вас просто отчислили за неуспеваемость — или вы «носом рыли землю» в поисках своего пути? Иногда вы и сами не ответите. Множество людей, кто впоследствии достигнет выдающихся результатов, выглядят как полное недоразумение поначалу, когда они ещё только ищут свою нишу.
Как же избежать самообмана? Одна из стратегий состоит в том, чтобы как следует стараться в вашем сегодняшнем занятии, даже неприятном. Тогда по крайней мере вы будете знать, что не оправдываете свою лень своей неудовлетворённостью, и что более важно — привыкнете работать добросовестно.
Другая стратегия такова: всегда производите. К примеру, у вас есть работа, которую вы не воспринимаете всерьёз, потому что собираетесь стать писателем — ну хорошо, а вы производите? Пишете ли вы прозу, даже если она ещё плохая, страница за страницей? Потому что если вы производите, то вы не будете так очарованы мечтами о великом романе — его далёкий силуэт будут заслонять очевидные недостатки вашей сегодняшней работы.
«Всегда производить» — это еще и хорошая подсказка для поиска работы, которая вам нравится. Если вы поставите себя в эти рамки, вас само собой отнесёт от вещей, которыми, как вам кажется, вам стоит заняться, к вещам, которые вам действительно нравятся. Правило «всегда производите» отыщет дело вашей жизни подобно тому, как вода (с помощью притяжения Земли) находит дыру в крыше.
И, конечно же, найти любимое дело и действительно заняться им — это разные вещи. Если вы амбициозны, то вам следует сознательно охранять мысли о ваших желаниях от примесей представлений о возможном. [6]
Весьма болезненно разделять их и видеть разрыв между ними! Поэтому большинство людей благоразумно занижают свои ожидания. Например, если вы спросите прохожего, хотел бы он рисовать как Леонардо да Винчи, то, скорее всего, вы услышите: «Конечно нет, я же не умею рисовать!». Но эти слова говорят больше о намерениях, нежели о фактах, и по сути означают: «я не собираюсь даже пробовать». Потому что факты таковы, что если взять случайного прохожего с улицы и волшебным образом заставить его ближайшие двадцать лет с полной отдачей практиковаться в изобразительном искусстве, то он продвинется на удивление далеко. Но это потребует от него значительных моральных сил — придётся ежедневно смотреть в глаза своим неудачам, год за годом. Поэтому, чтобы обезопасить себя, люди и говорят: «я не умею».
Другая распространённая отговорка, что не все могут делать то, что они любят — «ведь кто-то же должен делать неприятную работу». В самом деле? А как вы их заставите? В Соединённых Штатах есть только один способ — военный призыв, и он не использовался более 30 лет. Все что мы действительно можем предложить людям за неприятную работу — это деньги и престиж.
А если и после этого останется работа, которую никто не хочет делать, то обществу попросту придётся обойтись без неё. Это произошло с домашней прислугой. Тысячелетиями эта работа считалась типичным примером того, что «кто-то должен делать», но к середине XX века она практически исчезла в богатых странах, и состоятельные граждане были вынуждены начать обходиться без прислуги.
Так что, может быть и есть вещи, которые «кто-то должен делать», но тот, кто указывает при этом на конкретное занятие, скорее всего, ошибается. Большая часть того, что никто не хочет делать, будет либо автоматизировано, либо упразднено.
Два пути
Есть еще один смысл выражения «не все могут делать то, что они любят», который, к сожалению, вполне справедлив. Каждому нужно что-то кушать, а прокормиться тем, что ты любишь делать — непросто. Этого можно достичь двумя путями:
Органический путь встречается чаще, по нему идут те, кто преуспевает в своей работе. Молодой архитектор вынужден браться за любую работу, но с ростом мастерства он получит право выбирать проекты по своему вкусу. Недостаток этого пути в том, что он медленный и неопределённый. Даже пожизненный академический контракт не даёт полной свободы.
Путь двух работ варьируется в зависимости от того, какую часть времени вам приходится работать непосредственно ради денег. На одном конце шкалы находится вариант с «дневной работой», на которой вы работаете на полный рабочий день, тогда как любимому делу вы посвящаете лишь свободное время. На другом конце шкалы вы зарабатываете деньги до тех пор, пока не скопите достаточно, чтобы перестать работать за деньги.
Путь двух работ не так распространён, как органический путь, ибо требует сделать преднамеренный выбор, кроме этого, он опаснее. С возрастом стоимость жизни обычно возрастает, и вы можете застрять на работе-ради-денег дольше, чем рассчитывали. Что еще хуже, сама работа изменит вас: слишком долгий контакт со скучными вещами необратимо испортит ваши мозги. В этом отношении наиболее опасны высокооплачиваемые профессии, т.к. они требуют вашей полной отдачи.
Преимущество пути двух работ состоит в том, что вы можете перепрыгивать через препятствия, которые существуют между видами работ. [7] Скажем, практикующий архитектор, скорее всего, следуя велению сердца сможет постепенно перейти к промышленному дизайну, но вряд ли — к музыке. Если же вы зарабатываете одним делом, чтобы на эти деньги работать над совершенно другим — у вас больше свободы выбора.
Какой путь избрать? Это зависит от многих вещей. Во-первых, насколько вы уверены в выбранном вам деле. Во-вторых, насколько вы спообны выполнять задачи, которые вам ставит кто-то другой. В третьих, насколько вы устойчивы к риску. И наконец, каков шанс, что ваше занятие начнёт оплачиваться хотя бы при вашей жизни. Если уверены в сфере ваших интересов, и эта сфера в целом денежная, то вам стоит двигаться по органическому пути. Но если вы не знаете точно, чем хотите заниматься или не терпите выполнять распоряжения, то вам может подойти путь двух работ — если вы готовы рискнуть.
Не торопитесь со своим решением. Эти дети, которые так рано знают, кем они станут, конечно, производят впечатление — прямо как отличники, отвечающие раньше других в классе. Но не факт, что их ответ — верный.
Моя знакомая, весьма успешный медик, постоянно жалуется на свою работу. Когда с ней советуются о поступлении в медицинское училище, она категорически отговаривает их от этого… в своём воображении. Как же она оказалась в таком странном положении? В старших классах она уже решила, что станет врачом, и амбициозно преодолела все препятствия на этом пути, включая, увы, и собственную нелюбовь к этой профессии.
Теперь она живёт жизнью, которую для нее выбрала старшеклассница.
В юности вам может показаться, что к моменту принятия каждого решения в вашей жизни вы всегда успеете собрать достаточно информации. Но это совершенно не так в случае с работой — молодые люди выбирают её почти вслепую. Даже в колледже вы почти ничего не знаете о том, какая вообще бывает работа. В лучшем случае вы работали стажёром там или сям, но во-первых, не везде есть стажировки, а во-вторых, хорошо ли научится играть в теннис даже самый прилежный носильщик мячей?
При проектировании жизни, как и многих других вещей, наилучшие результаты получаются, если использовать гибкий материал. Поэтому, если только вы не абсолютно уверены в своих интересах, постарайтесь выбрать такую работу, которая может либо превратиться в органическую карьеру, либо допускает путь двух работ. Видимо, поэтому я в свое время выбрал компьютеры. В этой сфере можно стать профессором, или хорошо разбогатеть, или преобразовать свое занятие много во что другое.
Также полезно с самого начала искать работу, где нужно делать самые разные вещи, чтобы вы поскорее познакомились с широким спектром профессий. Именно поэтому, крайний случай пути двух работ опасен тем, что почти не позволяет вам понять, что же вы любите делать. Вы можете десять лет вкалывать биржевым трейдером, мечтая накопить денег и наконец стать писателем, но что если вдруг окажется, что вы терпеть не можете писать?
Многие люди скажут: «да не вопрос, дайте мне миллион долларов и я уж разберусь, что мне нравится делать». Но это сложнее, чем кажется. Любые ограничения формируют жизни людей, и стоит их убрать — и большинство застынет в нерешительности. Посмотрите, что происходит с победителями лотерей или наследниками больших состояний. Хоть все и мечтают о богатстве, позволяющем не работать, самые счастливые люди не те, у кого оно есть, а кто любит свою работу. Поэтому не стоит разменивать финансовую свободу на знание о том, что вам нравится делать.
Какой бы путь вы ни выбрали, легко не будет. Найти работу по душе очень сложно, и большинство людей не справляется с этим. Даже если вы справитесь, то вряд ли раньше тридцати-сорокалетнего возраста. Но если вы ясно видите пункт назначения, то с большей вероятностью доберётесь до него. Если вы знаете, что в принципе можете любить работу, то вы на финишной прямой, а если вы уже знаете, какую работу любите — вы почти на месте.
Примечания
[1] В настоящее время мы поступаем наоборот: когда мы заставляем детей выполнять скучную работу, например, арифметические упражнения, вместо того, чтобы честно признать, что это скучно, мы пытаемся замаскировать это поверхностными украшениями.
[2] Один отец рассказал мне о похожем явлении: он обнаружил, что скрывает от своей семьи, насколько ему нравится его работа. Когда он хотел пойти на работу в субботу, ему было легче сказать, что это потому, что он "должен" по какой-то причине, чем признаться, что он предпочитает работать, чем оставаться дома с ними.
[3] Нечто подобное происходит и с пригородами. Родители переезжают в пригороды, чтобы растить своих детей в безопасной среде, но пригороды настолько скучны и искусственны, что к пятнадцати годам дети убеждены, что весь мир скучен.
[4] Я не говорю, что друзья должны быть единственной аудиторией для вашей работы. Чем большему количеству людей вы можете помочь, тем лучше. Но друзья должны быть вашим компасом.
[5] Дональд Холл сказал, что молодые будущие поэты ошибаются, когда так одержимы желанием быть опубликованными. Но вы можете себе представить, что сделает для 24-летнего человека публикация стихотворения в журнале The New Yorker. Теперь для людей, с которыми он встречается на вечеринках, он настоящий поэт. На самом деле он не лучше и не хуже, чем был раньше, но для такой несведущей публики одобрение официального авторитета имеет значение. Так что это более сложная проблема, чем думает Холл. Причина, по которой молодежь так заботится о престиже, заключается в том, что люди, на которых они хотят произвести впечатление, не очень разборчивы.
[6] Это изоморфно принципу, согласно которому вы не должны допускать, чтобы ваши убеждения о том, как обстоят дела, были загрязнены тем, как бы вы хотели, чтобы они обстояли. Большинство людей позволяют им смешиваться довольно беспорядочно. Продолжающаяся популярность религии - самый наглядный показатель этого.
[7] Более точной метафорой было бы сказать, что график рабочих мест не очень хорошо связан.