Июнь 2013
(Этот доклад был написан для аудитории инвесторов).
Y Combinator к нынешнему моменту профинансировал 564 стартапа, в том числе 53 – из нынешней партии. Общая стоимость тех 287 стартапов, которые получили оценку – около $11,7 млрд, и 511 до нынешней партии в общей сложности привлекли средств на $1,7 млрд. [1]
Как обычно, тут несколько очень крупных успехов: на топ-10 стартапов приходится $8,6 млрд из тех $11,7 млрд. Но за ними выстраивается очередь из более молодых стартапов. У примерно 40 есть шанс стать реально большими.
Прошлым летом ситуация немного вышла из-под контроля, когда у нас было 84 компании в списке, поэтому мы ужесточили наш фильтр, чтобы уменьшить размер списка. [2] Несколько журналистов пытались интерпретировать это как доказательство какой-то макроистории, которую они рассказывали, но причина не имела ничего общего с какой-либо внешней тенденцией. Причина была в том, что мы обнаружили, что используем алгоритм n², и нам нужно было выиграть время, чтобы исправить это. К счастью, мы придумали несколько методов шардинга YC, и теперь проблема, похоже, решена. С новой более масштабируемой моделью и всего 53 компаниями текущая партия кажется прогулкой по парку. Я думаю, что мы сможем вырасти еще в 2 или 3 раза, прежде чем столкнемся со следующим узким местом. [3]
Одно из последствий того, что мы финансируем так много стартапов – это то, что мы рано замечаем тренды. И поскольку мы помогаем стартапам в том числе и привлекать средства, у нас достаточно возможностей следить за новыми трендами в инвестировании.
Начнем с самого простого вопроса: окажется ли будущее лучше или хуже прошлого? Будут ли инвесторы в среднем зарабатывать больше или меньше?
Я думаю, что больше. Здесь несколько факторов; одни будут сокращать прибыль, а другие — увеличивать. Не могу точно предсказать, какие силы возобладают, но я опишу их, а вы решите сами.
В финансировании стартапов есть два больших вектора: организовать стартап становится дешевле, и стартапы становятся все более нормальным занятием.
Когда в 1986 году я закончил университет, было, по сути, два варианта: устроиться на работу или идти учиться в аспирантуру. Теперь есть третий: создать собственную компанию. Это большие перемены. В принципе и в 1986 году можно было открыть свое дело, но тогда это не казалось реальным вариантом. Вернее, казалось возможным открыть консалтинговую компанию или какую-нибудь нишевую фирму, но не создать бизнес, который превратится в крупную корпорацию. [4]
Это огромный социальный сдвиг, какой случается раз в несколько поколений. И я думаю, что он только начинается. Трудно предсказать, каким масштабным он будет. Таким же, как промышленная революция? Может быть. А может, и нет. Но он достаточно велик, чтобы застать многих врасплох.
Что можно сказать точно – будет гораздо больше стартапов. Монолитные, иерархические компании середины 20 века сменяются сетями более мелких фирм. Этот процесс начался десятилетия назад, и сейчас он добрался уже до автомобильной отрасли. И многое еще впереди. [5]
Другой драйвер перемен – тот факт, что стартапам теперь нужно меньше денег – означает, что у предпринимателей теперь будет больше преимуществ перед инвесторами. Вам по-прежнему нужны вся их энергия и воображение, но им от вас уже не нужно столько денег. Поэтому основатели стартапов будут сохранять за собой все большую долю акций и все больше контроля над своими компаниями. А значит, инвесторам достанется меньше акций и меньше контроля.
Значит ли это, что инвесторы будут зарабатывать меньше денег? Не обязательно, ведь будет больше хороших стартапов. Общий объем привлекательных акций стартапов, доступных для инвесторов, наверное, увеличится, потому что число привлекательных стартапов будет расти быстрее, чем будет сокращаться доля акций инвесторов в стартапах.
В венчурном бизнесе есть такое наблюдение: каждый год примерно 15 компаний добиваются реального успеха. Хотя многие инвесторы подсознательно относятся к этой цифре, как будто это какая-то космологическая константа, я уверен, что это не так. Наверняка есть ограничения по скорости развития технологий, но сейчас барьер явно не в этом – а в количестве достаточно достойных предпринимателей, и это число может и будет расти. До сих пор есть масса людей, которые могли бы стать великолепными предпринимателями, но так и не берутся за создание своего дела. Это видно по тому, насколько случайно появляются на свет многие очень успешные стартапы.
Возможно, хороших предпринимателей в десять или в пятьдесят раз больше. Если они начнут создавать свои стартапы, успешных компаний за год может стать и 50, и даже 100. [6]
Но что насчет прибыли? Думаю, что ведущие фирмы станут зарабатывать больше, чем в прошлом. Высокая прибыль достигается не за счет инвестирования на самом старте, а за счет инвестиций в компании, которые приносят хорошие результаты. Если таких будет больше, то и лучшие венчурные фонды будут чаще попадать в цель.
Значит, в венчурном бизнесе будет больше вариаций. Фирмы, которые смогут обнаруживать и притягивать к себе лучшие стартапы, будут еще более успешными, потому что хороших стартапов просто станет больше. Ну а плохим фирмам, как и сейчас, достанутся остатки, причем платить они за них будут дороже.
И я не думаю, что если предприниматели будут дольше сохранять контроль в компании, то это будет какой-то проблемой. Тут факты ясны: инвесторы зарабатывают больше, если подчиняются предпринимателям, чем когда командуют ими. Хоть это и немного унизительно, это хорошая новость: обслуживание предпринимателей требует меньше времени, чем микроменеджмент.
Как с бизнес-ангелами? Думаю, здесь полно возможностей. Было время, когда быть ангелом было отстойно. У тебя обычно не было доступа к самым выгодным сделкам, а когда ты все-таки вкладывался в стартап, потом приходили венчурные фонды и обдирали тебя как липку. Теперь бизнес-ангел может поехать на Demo Day или открыть AngelList и увидеть те же возможности, какие есть у венчурных фирм.
Думаю, одна из главных неиспользованных пока возможностей при инвестировании в стартапы – это вовремя сделанные ангельские инвестиции. Немногие инвесторы понимают, какова для стартапа цена получения от них денег. Когда в компании работают одни сооснователи, во время фандрайзинга все тормозится, а это может занять месяца полтора. Эта высокая цена привлечения денег означает, что остается пространство для «недорогих» инвесторов. А в этом контексте недорогие – это те, кто быстро принимает решение. Если бы появился надежный инвестор, который вкладывал бы $100 000 на хороших условиях и обещал ответить «да» или «нет» в течение 24 часов, он получил бы доступ практически ко всем лучшим сделкам, потому что к такому инвестору первым делом обратился бы любой приличный стартап. И оставалось бы только выбирать (потому что плохие стартапы тоже выстроились бы в очередь). Если же инвестор известен тем, что долго обдумывает или затягивает переговоры, такого инвестора стартаперы оставят напоследок. А в случае с самыми многообещающими стартапами это будет означать попросту отказ.
Будет ли так же быстро расти число больших успехов? Вероятно, нет. Во-первых, раньше был довольно надежный фильтр: создавать стартап было страшно. Теперь, когда цена провала становится ниже, стартаперов будет больше. И это неплохо. Это нормально, когда инновации снижают цену ошибки и увеличивают число провалов. [7]
Во-вторых, хорошие идеи будут все чаще сталкиваться. Все же достойных идей – конечное число, и чем больше стартапов, тем больше будет компаний, делающих одно и то же в одно и то же время.
Что все это значит для инвесторов? С одной стороны, появится больше возможностей для инвесторов на самой ранней стадии, потому что именно тогда наш воображаемый задел будет расти быстрее всего. Это прежде всего возможности для новых инвесторов, потому что уровень приемлемого риска для уже существующих инвесторов и фирм – это одна из тех вещей, которые очень сложно поменять. Разные типы инвесторов готовы к разному уровню риска.
Думаю, главная опасность для венчурных инвесторов – и одновременно самая большая возможность – это инвестиции в раунде А. Или, точнее, в том, что называлось раундом А, пока раунды А не превратились де-факто в раунды B.
Сейчас венчурные инвесторы зачастую осознанно инвестируют слишком много в раунде А. Они считают, что должны заполучить большой кусок на раунде А, чтобы компенсировать себе издержки выбора. А значит, когда за один и тот же стартап конкурируют несколько инвесторов, растет оценка компании (и вложенная сумма), а не продаваемая доля в компании. А это значит – особенно в случае более перспективных стартапов, – что инвесторы раунда А зачастую заставляют компании взять больше денег, чем им не нужно.
Некоторые инвесторы врут и доказывают, что компании действительно требуется столько денег. Другие – честнее, они признают, что по их финансовой модели требуется иметь определенную долю во всех портфельных компаниях. Но все мы знаем, что суммы, которые стартапы «поднимают» в раунде А, не определяются соображениями того, что лучше для компании. Они определяются той долей акций, которой венчурные фирмы хотят владеть, и рыночной оценкой компании.
Как и многие другие неприятности, это происходит не целенаправленно. Традиции и финансовые модели венчурных фирм создавались тогда, когда предприниматели больше нуждались в инвесторах. В те дни для предпринимателей было естественно продать венчурному инвестору большой пакет акций в раунде А. Теперь они предпочитают продавать меньшую долю, а венчурные инвесторы упираются, потому что не уверены, смогут ли заработать, если в раунде А будут покупать меньше 20% акций компании.
Это опасно потому, что интересы инвесторов раунда А все больше начинают противоречить интересам стартапов, которым они вроде бы должны помогать, и это в конце концов бьет по ним рикошетом. Но это и возможность, потому что теперь рынки уходят от традиционной венчурной модели, и значит, первый венчурный инвестор, который оторвется от стада и начнет покупать в раунде А столько акций, сколько хотят продать стартаперы, начнет получать массу выгод.
Что будет с венчурным бизнесом, когда такое случится? А я и не знаю. Но уверен, что эта конкретная фирма вырвется вперед и заполучит к себе самые лучшие стартапы. А там и будут реальные деньги.
С силами рынка нельзя бороться вечно. Когда-то продажа 40% акций в раунде А была нормой. Теперь венчурные инвесторы сражаются за 20%. Но я постоянно жду, что этот рубеж обороны падет. Это точно случится. Лучше и вам на это рассчитывать.
Кто знает, может, венчурные фирмы заработают больше, если начнут поступать правильно. Большие успехи должны стать лишь чуть-чуть менее случайными, чтобы оправдать двукратное снижение доли акций, продаваемых в раунде А.
Если вы хотите найти новые возможности для инвестирования, ищите проблемы, на которые жалуются основатели стартапов. Предприниматели – вот ваши клиенты, и то, на что они жалуются – это неудовлетворенный спрос. Я привел два примера того, на что чаще всего жалуются основатели – слишком долгие размышления инвесторов и продажа слишком большого пакета акций в раунде А, – и с этих двух пунктов стоит начать. Но общий рецепт таков: делайте то, чего хотят стартаперы.
Примечания
[1] Я понимаю, что именно выручка, а не сбор средств является правильным критерием успеха стартапа. Причина, по которой мы приводим статистику по сбору средств, заключается в том, что это те цифры, которые у нас есть. Мы не можем говорить о доходах, не включив цифры самых успешных стартапов, а у нас их нет. Мы часто обсуждаем рост выручки со стартапами на ранних стадиях, потому что так мы оцениваем их прогресс, но когда компании достигают определенного размера, для посевного инвестора это становится самонадеянным.
В любом случае, рыночная стоимость компаний в конечном итоге зависит от выручки, а оценки стоимости после раундов финансирования - это, по крайней мере, предположения профессионалов о том, где окажется эта рыночная стоимость.
Причина, по которой только 287 компаний имеют оценки, заключается в том, что остальные в основном привлекали деньги под конвертируемые облигации, и хотя конвертируемые облигации часто имеют предельную оценку, предельная оценка - это всего лишь верхняя граница оценки.
[2] Мы не пытались принять какое-то конкретное число. У нас нет возможности сделать это, даже если бы мы захотели. Мы просто старались быть значительно более разборчивыми.
[3] Хотя с узкими местами никогда не знаешь, я предполагаю, что следующим будет координация усилий между партнерами.
[4] Я понимаю, что создание компании не обязательно означает создание стартапа. Будет много людей, создающих и обычные компании. Но это не относится к аудитории инвесторов.
Джефф Ралстон сообщает, что в середине 1980-х годов в Кремниевой долине создание стартапа казалось мыслимым. Там бы все началось. Но я знаю, что для студентов старших курсов на Восточном побережье это не так".
[5] Эта тенденция является одной из основных причин роста экономического неравенства в США с середины ХХ века. Человек, который в 1950 году был бы генеральным менеджером подразделения x компании Megacorp, сейчас является основателем компании x и владеет значительным капиталом в ней.
[6] Если Конгресс примет визу для основателей в неизменном виде, то уже одно это может в принципе поднять нас до 20x, поскольку 95% населения мира живет за пределами США.
[7] Если столкновения идей станут достаточно серьезными, это может изменить представление о том, что значит быть стартапом. В настоящее время мы советуем стартапам в основном игнорировать конкурентов. Мы говорим им, что стартапы - это соревнование, как бег, а не как футбол; вам не нужно идти и отбирать мяч у другой команды. Но если столкновения идей станут достаточно частыми, возможно, вам придется это делать. Это было бы печально.