Май 2008
Великие города притягивают амбициозных людей. Ты можешь почувствовать это, гуляя по одному из них. Сотнями хитрых способов город шлёт тебе послание: ты можешь сделать больше; тебе нужно больше стараться.
Удивительно то, какими разными могут быть эти послания. Нью-Йорк, в первую очередь, говорит тебе: ты должен больше зарабатывать. Конечно, существуют и другие послания. Ты должен одеваться еще моднее. Ты должен лучше выглядеть. Но самое ясное послание: ты должен быть богаче.
Мне нравится идея, царящая в Бостоне, а скорее, даже в Кембридже: ты должен быть умнее. Ты действительно должен находить время читать все эти книги, которые ты уже давно хотел прочесть.
Когда ты спрашиваешь себя о том, какое послание шлёт тебе город, ты порою получаешь удивительные ответы. Хоть в Кремниевой долине и уважают мозги, послание, которое она шлёт: ты должен быть влиятельным.
Это совсем не то, о чем говорит Нью-Йорк. Конечно в Нью-Йорке тоже нужна власть, но Нью-Йорк будет больше впечатлен миллиардом долларов, даже если ты их просто получишь в наследство. В Кремниевой долине на это никто не обратит внимания за исключением нескольких агентов по торговле недвижимостью. Что имеет значение в Кремниевой долине, так это то, насколько сильно твое влияние на мир. Причина того, что люди обращают внимание на Ларри и Сергея — не их богатство, а тот факт, что они контролируют Google, который влияет практически на всех.
Насколько важно, какое именно послание шлёт город? Опытным путем установлено, что, скорее всего, очень важно. Ты можешь думать, что если бы был достаточно умён, чтобы совершать великие дела, то мог бы изменить все вокруг. Место, где ты живешь, почти не имеет значения. Но если ты углубишься в историю, окажется, что место имеет большое значение. Большинство людей, совершивших великие дела, были в то время в нужном месте.
Можно заметить, насколько велико влияние города, из написанного мною ранее — случай с Леонардо Миланским. Практически каждый итальянский художник 15-го века, о котором ты мог слышать, был из Флоренции, хотя Милан был таким же большим городом. Люди во Флоренции не отличались генетически, так что следует признать, что в Милане родился человек с такими же природными способностями что и Леонардо. И что с ним случилось?
Даже если кто-то с такими же природными способностями как Леонардо не смог преодолеть силу окружения, то кто сможет?
Я — нет. Я достаточно упрямый, но я бы не пытался бороться с этой силой. Я бы использовал её. Итак, я много думал над тем, где жить.
Беркли всегда представлялся мне идеальным местом — по сути, это Кембридж, но с хорошей погодой. Но когда, наконец, я пожил здесь несколько лет, оказалось, что это не так. Послание, которое шлет Беркли, говорит: ты должен жить лучше. Жизнь в Беркли очень цивилизована. Возможно, это такое место в Америке, в котором человек из северной Европы почувствовал бы себя как дома. Но это не место, гудящее от амбиций.
Оглядываясь назад, меня не должно было удивлять то, что такое приятное место будет привлекать людей, более всего заинтересованных в качестве жизни. Кембридж с хорошей погодой, как выясняется, это не Кембридж. Люди, которых встречаешь в Кембридже, находятся там неслучайно. Чтобы жить там, нужно принести кое-какие жертвы. Там дорого и довольно грязно, и погода часто неприятна. Так что в Кембридже вы встречаете людей, которые хотят жить там, где находятся самые умные люди, даже если это означает жить в дорогом грязном месте с плохой погодой.
Как написано выше, Кембридж похож на интеллектуальную столицу мира. Я понимаю, это заявление может показаться абсурдным. Но что делает его истинным, так это то, что было бы абсурдом объявлять таким местом какое-либо другое. Похоже, американские университеты — лучшие, если судить по потоку амбициозных студентов. Какой американский город подходит для этого лучше? Нью-Йорк? Порядочное количество умных людей, но разбавлено это все гораздо большим числом неандертальцев в костюмах. В районе Залива (Bay Area — местность вокруг Сан-Франциско, включая сам город — примечание переводчиков) тоже порядочное количество умников, но опять же, все это разбавлено; здесь два крупнейших университета, но они расположены далеко друг от друга. Гарвард и Массачусетский технологический институт практически соответствуют стандартам Западного побережья, но они окружены примерно 20 другими колледжами и университетами.[1]
Кембридж в результате представляется как город, производящий идеи, в то время как Нью-Йорк производит финансы, а Кремниевая долина — стартапы.
Когда в таком ключе говорят о городах то, на самом деле, говорят о массе людей. Долгое время города являлись лишь большими массами людей, так что оба эти понятия можно использовать взаимозаменяемо. Но города, приведенные в качестве примеров, меняются. Нью-Йорк — классический большой город. Кембридж — лишь часть города, Кремниевая долина — не город вовсе. (Сан-Хосе — не столица Кремниевой долины, как иногда утверждают, а лишь 178 квадратных миль в оконечности долины.)
Быть может интернет изменит положение вещей в дальнейшем. Может быть однажды наиболее важное для тебя сообщество будет в виртуальном мире, и не будет иметь значение то, где ты живешь. Но я бы не стал ставить на это. В реальном мире тоже очень высокая пропускная способность, и некоторые способы, которыми города шлют тебе послания весьма нетипичны.
Один из веселых бзиков — возвращаться в Кембридж каждую весну, прогуливаться по улицам в сумерках, когда еще можно разглядеть дома. Когда идешь по Пало-Альто вечером, не видишь ничего, кроме синего свечения телевизоров. В Кембридже вы видите полки полные многообещающе выглядящих книг. Пало-Альто в 1960 году, вероятно, был похож на Кембридж, но сегодня вы ни за что не догадаетесь, что поблизости был университет. Сейчас это просто один из богатейших районов Кремниевой долины.[2]
В основном, город говорит с тобой случайностями — через вещи, которые ты видишь в окнах, через нечаянно услышанные беседы. Это не то, что надо искать, но что-то такое, чего нельзя избежать. Живя в Кембридже сложно избежать нечаянного подслушивания разговоров людей, которые используют вопросительные интонации в повествовательных предложениях. Но разговоры, нечаянно подслушанные в Кембридже, я предпочел бы разговорам Нью-Йорка или беседам Кремниевой Долины.
Одна моя подруга, переехавшая в Кремниевую долину в конце 90-х, как-то сказала, что самая паршивая вещь тамошней жизни — ; это неважнецкие подслушанные разговоры. Я тогда подумал, что она нарочито пытается выглядеть эксцентрично. Да, слушать, что говорят люди, может быть интересным, но так ли это важно при выборе места проживания? Сейчас я понимаю, что она имела ввиду — разговоры которые ты слышишь, рассказывают тебе, что за люди тебя окружают.
Как бы ты ни был уверен в себе, трудно не попасть под влияние окружающих тебя людей. Речь не о том, что ты делаешь всё, что город ожидает от тебя, а о том, что тебя обескураживает тот факт, что никого вокруг не волнуют те же вещи, что и тебя.
Также, как существует дисбаланс между зарабатыванием и потерей денег, существует дисбаланс между вдохновением и унынием. Большинство людей придают больше значения отрицательным денежным суммам: они прикладывают больше усилий для того, чтобы не потерять доллар, чем для того, чтобы его заработать. Аналогично, хотя есть много людей, способных противостоять искушению делать что-то, потому что этого от них этого ожидают, лишь немногие достаточно сильны, чтобы идти своей дорогой.
Так как разные амбиции до некоторой степени противоречат друг другу, а восхищение — это игра, в которой теряешь столько же, сколько выигрываешь, каждый город старается сосредоточить своё внимание на одном типе амбиций. Причина того, что Кембридж — интеллектуальная столица, не в том, что там сконцентрированы умные люди, а в том, что этих людей больше ничего не интересует. Профессора в Нью-Йорке и зоне Залива — жители второго сорта, пока они не начинают участвовать в хеджевых фондах или стартапах.
Это предлагает ответ на вопрос, мучивший народ в Нью-Йорке со времени краха доткомов: мог бы Нью-Йорк стать генератором стартапов и конкурировать с Кремниевой долиной. Одна причина того, почему никто не будет начинать стартап в Нью-Йорке — это ощущение себя человеком второго сорта.[3] В Нью-Йорке уже есть что-то другое, чем люди восхищаются.
В долгосрочной перспективе, это может плохо кончиться для Нью-Йорка. Значительное влияние может, в конечном счете, стать деньгами, благодаря новым технологиям. Таким образом, заботясь больше о деньгах и меньше о влиянии, чем Кремниевая долина, Нью-Йорк признает это, но медленнее.[4] Фактически он проиграл Кремниевой долине в своей собственной игре: отношение 400 самых богатых людей Нью-Йорка к Калифорнии по версии журнала Forbes, снизилось с 1.45 (81 к 56) в 1982 году, когда список был впервые опубликован, до 0.83 (73:88) в 2007 году.
Не все города шлют послания. Это делают только те из них, которые являются центрами определенного типа амбиций. И бывает тяжело сказать точно, какое именно послание посылает город, не живя в нем. Я понимаю послания Нью-Йорка, Кембриджа и Кремниевой Долины, потому что я жил несколько лет в каждом из них. Вашингтон и Лос-Анджелес, я думаю, тоже шлют послания, но я не пробыл там достаточно долго для того, чтобы сказать какие они.
В Лос-Анджелесе есть одна популярная вещь. Это Список людей, которые наиболее востребованы сейчас, и больше всего люди хотят находиться в этом списке, или дружить с теми, кто в нем. Это послание похоже на послание Нью-Йорка, но с большим упором на физические взаимосвязи.
В Вашингтоне послание состоит в том, что наиболее важная вещь — это то, с кем ты знаком. Ты хочешь быть своим человеком. На практике это все работает так же, как и в Лос-Анджелесе. Это Список и ты хочешь быть в нем или рядом с тем, кто в нем. Разница только в том, как Список составляется. А в остальном все одинаково.
В настоящее время послание Сан-Франциско, похоже, совпадает с посланием Беркли: ты должен жить лучше. Но это изменится, если достаточное число стартапов предпочтут Кремниевой долине Сан-Франциско. Во времена краха доткомов это было прогнозом неудачи — потворство прихотям, как, например, покупка дорогой офисной мебели. Даже сейчас у меня вызывают подозрения стартапы, выбирающие Сан-Франциско. Но если многие из них преуспеют, такой выбор перестанет быть выбором, потакающим низменным желаниям, потому что туда переместится центр тяжести из Кремниевой долины.
Я не знаю ни одного города подобного Кембриджу по интеллектуальным амбициям. Оксфорд и Кембридж (Англия) выглядят как Итака или Ганновер: послание есть, но оно не столь сильно.
Париж когда-то был великим интеллектуальным центром. Будь ты тут в 1300 году, возможно получил бы послание, подобно тому, что Кембридж посылает сегодня. Но я пробовал жить тут немного в прошлом году, и цели парижан — это не цели интеллектуалов. Сегодня Париж шлет послание: делай стильные вещи. Мне нравится это, на самом деле. Париж — это единственный город, в котором я жил, где люди действительно заботятся об искусстве. В Америке лишь немногие богатые люди покупают подлинные произведения искусства, и даже наиболее утонченные из них находят необычайно трудным судить о них по имени художника. Но смотря в окна вечернего Парижа, ты можешь видеть, что люди придают значение содержимому картин. Внешне, обрывки разговоров, подслушанных в Париже, производят самое лучшее впечатление среди всех, что я знаю.[5]
Есть еще один тип послания, которое шлют города: в Лондоне, ты все еще можешь (едва) слышать послание о том, что надо быть более аристократичным. Если прислушаться к этому посланию, его также можно услышать в Париже, Нью-Йорке и Бостоне. Но это послание повсюду очень слабо. Оно было сильно лет сто назад, но теперь я, вероятно, не заметил бы его вовсе, если бы намеренно не настраивался на нужную волну, чтобы убедиться, что остался какой-то сигнал.
До сих пор, полный список посланий, почерпнутых мною в городах, был таким: богатство, стиль, трендовость, физическая привлекательность, известность, политическое влияние, экономическая влияние, интеллект, социальный класс и качество жизни.
Моя немедленная реакция на этот список в том, что он вызывает у меня тошноту. Я всегда полагал, что амбиции это хорошо, но сейчас я понимаю — это потому, что я всегда неявно предполагал их существующими в областях, которые меня волнуют. Но если ты посмотришь на то, что действительно волнует амбициозных людей, то картина будет выглядеть не столь привлекательной.
При ближайшем рассмотрении я увидел в списке ряд вещей, которые удивительны с точки зрения истории. Например, ещё сто лет назад в нём не было бы физической привлекательности (хотя она вполне могла бы быть в нём 2400 лет назад). Она всегда имела значение для женщин, но в конце 20 века она начала иметь не меньшее значение и для мужчин. Я не знаю почему — вероятно это некоторое комбинация увеличивающегося влияния женщин, воздействия на общество актеров и моделей и тот факт, что много людей сейчас работает в офисах — ты не можешь выделиться, одев слишком красивую одежду на фабрику, следовательно вместо этого ты должен демонстрировать своё тело.
Трендовость — еще одна вещь, которую нельзя было увидеть в списке сто лет назад. Или можно было? Она подразумевает знание того, что есть что. Так что, возможно, она просто заменила такой компонент принадлежности к социальному классу как «быть в курсе». Это объясняет, почему она так почитаема в Лондоне: это новая версия традиционного английского наслаждения туманными намёками, которые понимают только посвящённые лица.
Экономическое влияние было в списке сто лет назад, но смысл, который мы вкладываем в это понятие, меняется. Раньше оно означало контроль над обширными человеческими и материальными ресурсами. Но всё чаще это означает возможность задавать направление развития технологий, и некоторые люди, которые имеют возможность это делать, даже не являются богачами — это руководители важных проектов с открытым кодом, к примеру. Воротилы прежних времён имели в своём распоряжении лаборатории, набитые умными людьми, которые придумывали для них новые технологии. Новое поколение — это сами эти люди.
В то время, как эта сила привлекает все больше внимания, другая выпадает из списка: социальный класс. И я считаю, что эти изменения взаимосвязаны. Экономическое влияние, богатство и социальный класс — это просто разные названия одной и той же сущности в разное время её жизни: экономическое влияние преобразуется в богатство, а богатство — в социальный класс. Следовательно, объект восторгов лишь продвигается вверх по приведенной иерархии.
Должен ли каждый, кто хочет много работать, жить в большом городе? Нет. Все большие города вдохновляют на большие цели, но это делают не только они. Для некоторых видов деятельности, всё что тебе нужно — это небольшой коллектив талантливых коллег.
Что дают города, так это аудиторию, кроме того, они являются местом скопления потенциальных коллег. Это не так критично, если ты занимаешься чем-то, вроде математики или физики, когда не нужна другая аудитория кроме коллег, а компетентность выявить достаточно легко, чтобы это можно было поручить комитетам по найму и допуску. В такой области как математика или физика всё, что вам нужно — это отдел с правильными коллегами. Он может находиться в любом месте — в Лос-Аламос в штате Нью-Мексико, например.
В искусстве или прикладных науках большое окружение — это важно. Лучшие в этих областях не сконцентрированы в ведущих университетах или исследовательских лабораториях, отчасти потому что талант сложнее оценить, а также оттого, что за такую работу платят деньги и поэтому нет нужды полагаться на преподавание или исследовательские фонды, чтобы обеспечить свое существование. Именно в большом городе находишь массу полезного для работы в таких запутанных областях: поддержка людей, которым не все равно, чем ты занимаешься; кроме того, в поисках друзей и коллег вам понадобится в большей степени «впускать» город в себя.
Но не обязательно прожить в большом городе всю свою жизнь, чтобы выиграть от этого. Самыми важными в этом отношении годами кажутся начало и середина карьерного пути. Очевидно, что вырасти в большом городе совсем не обязательно. Также кажется не слишком важной и учеба в колледже большого города. Для большинства студентов колледжей мир, состоящий из нескольких тысяч людей, уже кажется достаточно большим. К тому же, в колледже не сталкиваешься с самой сложной работой — поиском проблем, требующих решения.
А вот когда вы перейдете на следующий, намного более сложный этап, вам больше всего пригодится пребывание в такой среде, где можно найти коллег и их поддержку. По-видимому (если вы захотите), вы сможете уехать после того, как нашли и то и другое. Художники-импрессионисты являются типичным примером: они были родом со всех концов Франции (Писсарро родился на Карибских островах) и умерли в глубинке. Но их сформировали годы, проведенные вместе в Париже.
Если только вы не из тех, кто твердо знает, что он хочет делать и где сконцентрирована этого рода деятельность, оптимальный вариант для вас — пожить в разных местах, пока вы молоды. Невозможно сказать, какие послания шлёт город, пока вы там не живете; невозможно даже сказать, шлёт ли он вообще что-то. Часто ваши сведения могут оказаться ложными: я попытался пожить во Флоренции, когда мне было 25, думая что это центр искусств, но как выяснилось позже, я опоздал лет на 450.
Даже когда город все еще остаётся центром честолюбивых стремлений, вы не можете знать срезонирует ли посылаемый им сигнал с вашими частотами, пока не услышите его. Когда я переехал в Нью-Йорк, я поначалу был очень возбужден и полон надежд. Нью-Йорк — это волнующее место. Я не сразу сообразил, что я не был похож на тамошних людей. Я все искал Нью-Йоркский Кембридж… Как оказалось, Кембридж находится в далеком, далеком пригороде: около часа лета по воздуху.
Некоторые люди уже в возрасте 16 лет твердо знают, чем они будут заниматься в жизни, но у большинства амбициозных молодых людей нацеленность на успех опережает осознание того, в чем именно следует добиваться успеха. Они знают, что хотят творить великие дела. Просто они еще не определились, стать им рок-звездой или нейрохирургом. И в этом нет ничего плохого. Но это означает, что если вы амбициозны «вообще», вам скорее всего придется искать свое место проживания методом проб и ошибок. Возможно, вам нужно найти город, где вы чувствуете себя как дома, чтобы найти цель своей жизни.
Примечания
[1] Это одно из преимуществ того, что университеты в моей стране не подчинены правительству. Когда правительство решает, как распределять средства, то в результате внутриправительственных политических торгов ресурсы по территории станы распределяются равномерно. Ни одно центральное правительство не поместило бы два своих лучших университета в одном и том-же городе, если только это не столица (что привело бы к другого рода проблемам). Но ученых тянет друг к другу так же сильно, как и людей в других областях деятельности, и когда им дают возможность группироваться, они получают от этого такие же преимущества.
[2] В Пало-Альто еще живут несколько профессоров старой закалки, но их становится все меньше; а когда они умирают, предприимчивые строители трансформируют их дома в McMansion и перепродают вице-президентам по развитию бизнеса.
[3] Много ли вы знаете предпринимателей, которые продолжают жить скромно после того, как их бизнес резко пошел вверх? Тех, кто продолжает носить джинсы и футболки, кто водит старую машину еще со студенческих времен, и так далее? Если бы вы сделали подобное в Нью-Йорке, люди относились бы к вам с презрением. Когда вы заходите в роскошный ресторан в Сан-Франциско, а на вас джинсы и футболка, к вам на всякий случай относятся уважительно: кто знает, кто вы на самом деле? Но не в Нью-Йорке.
Признаком, характеризующим город как технологический центр, является количество ресторанов в которых сохранен дресс-код. Согласно справочнику Загата таких ресторанов не осталось в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, Бостоне и Сиэтле, их 4 в Вашингтоне, 6 в Чикаго, 8 в Лондоне, 13 в Нью-Йорке и 20 в Париже.
(Справочник Загата указывает ресторан отеля «Ритц Карлтон» в Сан-Франциско, как требующий обязательного дресс-кода, но я этому не поверил. Я специально позвонил туда и убедился, что это неправда. Вероятно, единственный ресторан на всем западном побережье, где сохранен дресс-код — это «The French Laundry» в долине Напа.)
[4] Идеи идут на шаг впереди экономической мощи, поэтому можно предположить, что интеллектуальные центры типа Кембриджа однажды получат такое же преимущество над Кремниевой Долиной, какое она сегодня имеет над Нью-Йорком.
На данный момент это выглядит непривлекательно; если что-нибудь Бостонское падает все дальше и дальше назад. Единственная причина, которую я упоминаю, это возможность того, что путь от идеи к стартапу становится более плавным. На много проще сейчас группе хакеров без опыта бизнес-администрирования сделать стартап, чем лет десять назад. Если вы загляните еще на 20 лет вперед, может быть баланс сил начнет возвращаться назад. Я не поставлю на это, но и против я не поставлю тоже.
[5] Если Париж — это город, где люди больше заботятся об искусстве, почему Нью-Йорк центр притяжения художественного бизнеса? Потому что в 20 веке, искусство как брэнд отделилось от искусства как вещи. Нью-Йорк это место, где есть богатые покупатели, но все они потребляют из искусства брэнд, и с тех пор как вы можете построить брэнд на чем-нибудь с достаточно узнаваемым стилем, вы можете также использовать местные вещи.